Душа

 

Это был чудесный день. Солнце согревало холодные камни высоких гор,  словно сказочные динозавры, подставившие ему свои промерзшие за зиму спины. Только безродный скиталец ветер, пел свою заунывную песню о бесконечно - безжалостном времени.

Вслушиваясь в нее, усталый путник погружался в нелегкие воспоминания, чувствуя себя крохотной песчинкой затерянной среди застывшего вокруг него величия. Рядом не нарушая покоя гор, журчал холодный и прозрачный как хрусталь ручеек. Путнику было грустно и хотелось скорее увидеть людей, и забыться от нелегких мыслей в суетном человеческом общении. Постепенно чувство времени покинуло его, и он погрузился в воспоминания. Завороженный ими путник не мог оторваться от шаманских напевов ветра и собственных давно забытых чувств и мыслей, что всплывали и перемешивались как в калейдоскопе уводя его в далекое детство. Только каменистая дорожка заботливо и неторопливо уводила его к людям. Горы жили своей незаметной и величественной жизнью, думая о чем-то своем непонятном человеку.

Внезапно словно испугавшись, тропинка свернула в сторону и вверх, разорвав пеструю нить воспоминаний путника. Он, растерянно озираясь, поднял глаза и оказался перед чем-то темным и тревожным. Прямо перед путником ядовитым шипом торчал среди теплых гор холодный, высокий Утес, у подножия которого разлеглась черная бездонная Пропасть. 

Голый и безжизненный, всем своим видом он бросал немой вызов окружавшей его жизни. А горячие солнечные лучи, пытаясь достичь дна пропасти, замерзая на пол пути, превращались в ослепительной красоты прозрачные камни. Кто знает, как много собралось их в черной пасти ущелья, и сколько старателей последовав за ними, сгинули в его непроглядной мгле. Ядовитой иглой, нацеленной в голубую ткань неба, Утес тяжело нависал над самой глубокой и мрачной Пропастью. Люди боялись и не любили гордый Утес и его подругу Пропасть. А, потому работая на своих каменистых участках, старались не смотреть в их сторону. Трудно сказать, когда появилась эта неприязнь и в чем ее причина, если бы ни одна старая легенда, да несколько странных историй и слухов, неизвестно кем и когда рассказанных мне в этих спрятанных от большого мира краях. Но стоит ли верить старым легендам!? 

Пожилые из местных отводя в сторону глаза, поговаривали о том что, мол, гора то эта необычная не в пример другим растет, и что в их молодости она была куда меньше, нежели сейчас. Но им мало кто верил, разве что те, у кого слишком большая фантазия и кому скучно жилось в этих тихих неизбалованных событиями местах.

Еще поговаривали, что как-то сентябрьским вечером один из местных припозднился, возвращался от родственников. А так как хорошо угощали, да и он не отказывался, то получилось лишнего. Темно было, вот он, и сбился с дороги, забредя прямо к тому самому утесу. Вообще местные обходят его, так как приближаться к нему говорят - знак плохой и обязательно что-нибудь с этим человеком потом нехорошее произойдет. Поэтому, если Вам доведется побывать в тех краях, то не спрашивайте у них об этих странных камнях. Не любят они о них говорить, да и нового ничего не расскажут, потому что кроме старой легенды, да неопределенных слухов они все равно ничего больше не знают. 

Так вот ночь выдалась теплая и, заблудившись, селянин не расстроился. Нащупав ровное место, прилег, подложив под голову шапку. Только ранним утром в первых лучах солнца сырость и прохлада разбудили его. Поднявшись, он потянулся, сбросив с себя остатки сна. Тут его взгляд и упал на скалу, под которой он провел ночь. Кровавые лучи просыпающегося солнца скользили по неровному камню, отбрасывая причудливые тени. Вдруг что-то укололо его сердце, и тревога со страхом стиснули его в своих холодных объятиях. Вглядываясь в тени на камне, ему показалось, что не камень это вовсе, а словно - бы это тела людские наваленные друг на друга где голова торчит, где рука, а где нога. Не поверил он глазам своим, все-таки немало накануне выпил, да и раньше злоупотреблял. Спросони, превозмогая любопытством несильный страх, приблизился он на вытянутую руку к скале и коснулся ее. Под рукой оказался холодный и жирный камень. От этой дьявольской фантасмагории в его голове все перемешалось, страх, удивление, любопытство, и только свистящее чувство неумолимо приближающейся беды вырвало его из остатков сна, и он пришел в себя. Перед ним возвышалась исполинская панорама смерти, высеченная нечеловечески – жестоким гением. Нависая над его крохотной жизнью, она рождала в ней страх и ужас безысходности смерти. Но видение и не думало исчезать. Крик пытался вырваться из передавленного ужасом горла. Еще несколько мгновений он парализованный его ядом, не отрываясь, смотрел на это торжество смерти. Пятясь на ватных от страха ногах, он наткнулся на спасительно-скользкий камень, и опрокинулся. Перевернувшись и вырвавшись из гипноза страха, он бежал сначала на четвереньках, разбивая колени, об острые камни не чувствуя боли, потом  поднявшись на ноги со стеклянными от страха глазами с бледным и липким от пота лицом. Спотыкаясь, он бежал прочь от страшного камня. Лишь немного погодя рыдания и слезы вернули его в чувства. Оказавшись в деревне, он обо всем, что увидел, тут же сбивчиво рассказал первым попавшимся односельчанам. То и дело, не оборачиваясь, показывая трясущейся рукой на утес.

Вот уж смеялись они над ним и корили его, говоря молодым в назидание, что если так же будут любить вино, то еще и не то причудится. Только двое старичков не дослушав его рассказа и не разделив всеобщего веселья, с тревогой глянув на угрюмый утес, незаметно исчезли в своих домишках. Чуть позже несчастного пьяницу заботливо сопроводили в районную психбольницу, где и лечили от “белой горячки”.

Пока этого горемыки не было дома, погода совсем расстроилась. Дождь лил, как из ведра ночное небо вспарывали молнии, и одна из них попала в его дом. Из всего его многочисленного семейства в доме оказалась лишь старшая и самая любимая им дочь, что не пошла к соседям, потому что счастливая готовилась к свадьбе. Несмотря на ливень, дом вспыхнул, как сухое сено, а с ним сгорела и девушка. Потом соседка, живущая напротив, возбужденно рассказывала, что своими глазами видела, как загорелся багровым заревом страшный утес, после того как молния ударила в дом. Ну, впрочем, разговоров после  этого случая было много: кто говорил, что все это просто несчастные совпадения кто-то толковал о наказаниях за грехи. Что - де якобы мать отца девушки была большой грешницей, не знавшей меры в любви и выпившей за свою порочную жизнь и внучкину долю. Несчастный отец девушки, горький и безобидный пьяница, узнав о смерти любимой дочери, тут же расстался с и без того слабым разумом. Так что с тех пор в селе его никто уже и не видел. А интерес к этому происшествию довольно быстро остыл, и жизнь потекла прежним размеренным чередом.

Когда-то когда время текло медленнее. Был такой же день, как и сегодня впрочем, как и всегда. Ящерица грелась под щедрым солнцем, сонно наблюдая за беспокойной птичкой. Ветер пел свою песню, от скуки сбрасывая песчинки с невысокого утеса в черную пасть ущелья, и они падали и падали не в силах достичь его дна. Вдруг ветер спрятался, словно нашаливший мальчишка, бесшумно растворилась среди камней ящерица, а птичка, сорвавшись, полетела брошенным камнем в ближайшую низину и наступила пронзительная тишина. Горы затихли в ожидании чего-то необычного. Первым нарушил тишину легкий шелест крыльев и на самой вершине утеса невдалеке от того места, где только что грелась ящерица, появился белоснежный голубь. Мгновеньем  позже рядом тяжело и бесшумно опустился иссиня - черный ворон. Заметив друг друга, они стали приглядываться - Голубь прямо, а Ворон чуть склонив на бок голову щурясь от слепящего света. Прошло немного времени и в обоих что-то растаяло и могло даже показаться, что они улыбнулись друг другу еле заметной улыбкой.

 - Ну что, не узнаешь? - легким и светлым голосом спросил Голубь мрачного Ворона. Ворон, некоторое время, помолчав, усталым и надтреснутым голосом ответил:

 - А это ты Гавриил давно мы с тобою не виделись.

 - Очень давно. Никак с тех самых пор как ты посмел ослушаться отца, и он изгнал тебя в бездну. Обратно к отцу и братьям не хочется? А то смотри, похлопочу перед отцом, да и он сам, наверное, соскучился. Стар он, стал, подобрел. Может быть, простит тебя?

 - В старости Гавриил не добреют, а становятся сентиментальными. Нет, не вернусь, не искушай, да и он не простит.

 - Почему?

 - Дело не в старых обидах Гавриил, а совсем в другом... Да ты и сам это понимаешь, не буду я тебе этого объяснять.

Голубь с тенью горечи во взгляде смотрит на брата.

 - А по братьям неужто не скучаешь?

 - Скучаю, правда, редко.

 - А все твоя злополучная гордыня и в кого ты такой уродился?!

 - А то не знаешь в кого?!

 - Не богохульствуй!

 - Не заводись не на собрании. B кои то веки встретились а ты ко мне с нравоучениями пристаешь. А я ведь старше тебя Гавриил и знал тебя еще совсем другим. Как ты сильно изменился с тех пор. Прости за неприветливость. Не от гордыни это, а от усталости. Работа моя не в пример вашей... А вспоминаю о Вас нечасто, оттого что забот много. Вас-то там, на праведников много, а я на всех грешников один. Они (кивает головой на низину) больше грешны, чем праведны. А возвращаться не хочу, не уговаривай. Прохладно у Вас там, а я от холода отвык, да и свет глаза режет.

Голубь, выслушав брата, немного смягчился.

 - А с чем сейчас летишь?

 - Да как всегда с грешной душою.

 - А я с душою одного несчастного пусть в Раю успокоится.

Ворон вдруг оживился и с нетерпением спросил:

 - Гавриил покажи мне ее, хочу посмотреть на светлую душу. А то сам понимаешь, к чистым душам я прикасаться не могу, отец запретил, а я на грешные уже и смотреть не могу, сил никаких нет.

И в черных и печальных глазах Ворона затеплела искренняя просьба. Голубь, поколебавшись немного, показал Ворону душу. Любопытство Ворона быстро сменилось нарастающим удивлением. И он спросил с возмущением.

 - Да что же это Гавриил ты душу моего грешника забрал? Я весь божий день ее искал, искал да так и не нашел и завтра хотел искать а оказывается это ты ее забрал. Разве ты не знаешь, что этот смертный был обузой для всех, и целью его жизни было пьянство. Отца нашего он вспоминал лишь иногда, когда становилось совсем плохо, а в остальное время меня искушал!

 - Постой брат я знаю о нем и другое, что не повезло ему, потерял он родителей в младенчестве умерли они от болезней. Помнишь отец род людской прорежал? Видел он за свое детство много боли и унижения. Жена ему злая попалась в похоти вымазанная как свинья в грязи. Ты еще за ее душой придешь. Пример детям подавала негодный. Хотел он, было ее убить, и даже нож припас, но удержался от греха меня послушался. С тех пор от безысходности и пьет, избрав дорогу слабого. Негоже его душу на вечные мучения отправлять.

- И наверху ему тоже не место, так как слаб он и все его добро лишь в том, что чуть-чуть удержался от греха.

Долго рядились ангелы между собой кому душу с собой забрать. Попробовал тогда Гавриил взлететь с этой душой и на том покончить пустой спор да не смог - тяжестью непосильной придавила она ангела к камню, и понял он, что тут что-то не то. Увидел это Ворон и улыбнулся.

 - Да Гавриил видно не свою ты душу взял отдай ее мне!

Не стал спорить Гавриил с братом и отдал ему душу. Попробовал тот взлететь и тоже не смог. Тянули они ее то вверх то вниз. Но ничего у них не вышло. Немного погодя успокоившись, решили они, что с этих пор будут каждый раз встречаться на этом самом месте и решать судьбы детей господних. И как только отпустили они душу, камнем упала она наземь впечатавшись в нее человеческим обликом. Посмотрели на нее братья в последний раз и, не прощаясь, разлетелись. Голубь, шелестя крыльями, вспорхнул чуть слышно вверх и белой вспышкой растаял в бездонной синеве неба. Ворон, тяжело поднявшись с утеса, камнем упал, и растворился в черноте ущелья.

С тех самых пор, если верить старой легенде прошло так много времени что ни кто даже не помнит, кто первый рассказал эту невеселую сказку о человеческих душах, чьи судьбы решаются на этом мрачном утесе. И знать нам, смертным этого не дано, ибо не перенести нам этого непосильного знания, так как мы едва-едва с жизнью то своей незамысловатой справляемся. А уж если кто осмелится или случайно узнает эту правду тот с разумом и счастьем сразу же расстанется. Да впрочем, все это сказки что о душе что, о судьбе, да и кто из смертных мог это все узнать и рассказать, когда знаем мы, что сразу бы помешался и не донес до нас этого ненужного никому знания! Все проблемы оттого, что любим мы во все вкладывать особый смысл, а есть ли он вообще? Да и как верить всем этим историям? Ведь если верить селянам шапку того несчастного нашли в не помятой траве через несколько дней после смерти его любимой дочери, рядом с деревней прямо за домом что стоял напротив злосчастного утеса. Да и жена несчастного долго не признавала в ней шапку мужа, утверждая, что в мужьей шапке, овчина то была черной, а эта с проседью, только что инициалы мужа ее собственной рукой вышиты были. Ну что возьмешь с несчастной женщины потерявшей дочь и мужа и то хорошо, что с ума не сошла. Давно это было, может быть мне все это, просто, приснилось в одну из теплых ночей проведенных мною в горах? Я так много путешествовал, что и не вспомню, в каких горах это было и когда, а уж тем более кто мне это рассказал я уже, точно, никогда не вспомню. Даже не спрашивайте.

Эпилог

Ящерица грелась лежа на отполированном временем камне, щурясь от яркого света и поглядывая на сидящую невдалеке птичку, что сосредоточенно чистила свои перышки. Сами того, не замечая, они радовали и удивляли вечные камни гор своей способностью жить. Как, наверное, нас в теплую августовскую ночь удивляют мириады недостижимых звезд. И горы давали им приют, защищая их гнезда неприступностью склонов, и, скучая тихо вздыхали, когда их недолговечные любимцы где-то задерживались. И тогда падал со склона камень, а путник рассеянно озирался вырванный из своих воспоминаний. Только самый высокий Утес был одинок, птицы облетали, а ящерицы и змеи избегали его. Он не испытывал к жизни интереса так как наверное слишком много знал и помнил о ней каждой своей песчинкой. Он не был злым и ненавидящим жизнь, а лишь старательно оберегал живущих от своей горькой и никому не нужной тайны...

© Каледин О.Н. 1999 г.

Эл. Б-ка: Максима Мошкова